Гарри Каспаров: Несколько неблагоприятных факторов должны были наложиться один на другой, чтобы я проиграл этот матч. Это была не просто отдельная ошибка или одно неверное решение. Это, скорее, была уникальная комбинация. В какой-то момент матча я был поражен, как же все могло настолько неблагоприятно для меня сложиться. Мы начали работу в июле. Надо было решить, какие дебюты играть черными. У нас были определенные сомнения относительно защиты Грюнфельда, в частности, я не был уверен в том, что мне удастся держать оборону по всему «периметру» в этом дебюте. Ведь в некоторых разветвлениях надо делать 5-10 единственных ходов. 

Майкл Грингард: И все же в ваши планы входило играть на выигрыш черными, в таком остром дебюте? 
Г.К.: На таком высоком уровне речь не идет об игре на выигрыш, а, скорее, о комфортном уравнении. Но я был во власти миража, что после двух лет очень удачной подготовки к турнирам и удачных выступлений, основанных на компьютерном анализе, я смогу делать то же самое и в матче. Это была очень серьезная ошибка. Подготовка потребовала слишком много энергии. На определенном этапе мы поняли, что попросту заблудились в джунглях многочисленных разветвлений. Каждый вариант, который мы анализировали, был не вполне безопасен. 
А после первой партии, у меня сложилось ощущение, что Владимир не даст мне возможности продемонстрировать глубину моей подготовки за белых. Это было неприятное чувство. И все же я думал, что он будет играть русскую партию. Это был стержень нашей подготовки. Теперь я не собираюсь делать из этого секрета. Конечно, мы анализировали и различные варианты сицилианской. Вообще мы ожидали практически любого варианта за исключением этого берлинского окончания. В моем расписании подготовки к матчу по поводу этого эндшпиля стоит запись: «уделить какое-то время этому окончанию». Я собирался сыграть несколько партий с Майклом Адамсом в этой позиции, но, к сожалению, не хватило времени. Повторю еще раз – эта позиция не была приоритетом нашей подготовки. 

М.Г.: А почему все-таки не шотландская партия? Это ведь один из ваших ударных дебютов. 
Г.К.: Это правильно, но все необходимо рассматривать в контексте той ситуации, которая сложилась после второй партии. Я очень много размышлял, анализировал и пришел к выводу, что мне придется расстаться с защитой Грюнфельда в этом матче. Мы не видели надежного варианта за черных. 
Кроме того, стало очевидно, что если уж Крамник идет в испанскую и позволяет мне применить шотландскую партию, это означает, что он очень хорошо подготовился. И, скорее всего, даже не он. Ведь он никогда не играл эти дебюты и не имеет каких-то идей в этих началах. И я решил попытаться найти брешь в его защите. И вы знаете, был близок. В третьей партии он получил хуже. Я его переиграл, затем ошибся, мой противник перехватил инициативу, даже решил сыграть на победу, избрав очень острое продолжение, и в один момент проигрывал. В третьей партии я имел шанс выбить из рук Крамника эту защиту, что радикально изменило бы ход матча. 
Черными же, я переключился на мой единственный резервный дебют, подготовленный к этому матчу – принятый ферзевый гамбит. Это явилось для моего противника своего рода сюрпризом. Но все изменила шестая партия. Что же в ней произошло? В одном боковом разветвлении, которое он никогда не играл, точнее, один раз с Анандом в блиц, Крамник делает новый ход. Я был слегка шокирован. Ведь в четвертой партия была в субботу, а шестая - во вторник. У него попросту не было времени, чтобы «поднять» и переработать огромный объем новых позиций и найти в побочном варианте очень сильную новинку. В этот момент я понял, что количество гроссмейстеров, помогающих претенденту и питающих его информацией по телефону и через Интернет, действительно велико. Сейчас я понимаю, что это была идея Бориса Гельфанда, который играет эту систему. Тогда я этого точно не знал, но понял, что столкнулся с очень сильной оппозицией. Пришлось переключиться на защиту Нимцовича, которую я регулярно не применял, и больших успехов в которой не имел. 

М.Г.: Вы довольно удачно играли этот дебют в матче. Наверное, выбор этой защиты явился для Крамника сюрпризом… 
Г.К.: В восьмой партии я наверное применил лучшую новинку всего матча. Но знаете, это требует таких затрат энергии... Мы работали день и ночь в поисках идей как за белых, так и за черных. Ход 16…Nc7 мы нашли в два часа ночи. Команда работала на пределе возможного. 

М.Г.: Вы довольны своей командой? 
Г.К.: Я доволен работой, которую они проделали. Единственное, чего нам недоставало, так это притока свежих идей. Не было Иванчука или Гельфанда, который бы позвонил и сказал бы: «Гарри, посмотри там-то и там-то». Все что мне было нужно, это приток свежих идей. Если бы у меня был шанс развить инициативу, я бы его не упустил. Крамник сказал, что он в этом матче хорошо защищался. Что я могу сказать? Да я просто не атаковал. Это был совсем не тот Каспаров, которого все знают. Однако после десятой партии он предоставил мне множество возможностей. В 11-й партии он допустил ошибку, и я упустил свой шанс. Я не собираюсь вдаваться в подробности, он прекрасно знает, где он ошибся и где я упустил свои шансы. Что касается двенадцатой партии… Это была решающая партия матча. Именно результат этого поединка окончательно сломил мою волю к дальнейшей борьбе. Это был день рождения моего сына. Я играл очень здорово. Он ошибся, и я выиграл пешку. Концовка партии происходила в цейтноте. У меня было шесть минут против его трех. В два раза больше времени и лишняя пешка. Только сыграй Rc8! 

М.Г.: И все для белых кончено! 
Г.К.: Ну, все было не так просто, но у черных были бы отличные шансы на победу. Повторюсь, у меня была лишняя пешка и на три минуты больше. Да еще день рождения сына! Когда я упустил эту возможность, я сам себе сказал: «Всё. Это был мой последний шанс». Как ни странно, оказалось, что это был мой не последний шанс. 
И здесь мы подходим к последнему очень неприятному для меня обстоятельству. Не хочу обвинять Малькольма Пейна, он сам меня спрашивал, не возражаю ли я против того, чтобы играть в субботу и воскресенье. Я тогда согласился. Я не возражал, потому что считал, что это будет не столь уж важно. 
В пятой партии я упустил две отличные возможности: 15.Qc4 вместо размена ферзей и 20.Bxd5 вместо 20.Rfc1. В девятой партий ничего не добился. Тринадцатая была полной катастрофой. Таким образом, я спалил три белых цвета по воскресеньям. После тринадцатой я подумал, что все кончено. Но затем была четырнадцатая с лишней пешкой, и даже в пятнадцатой у меня были отличные шансы на победу! Rc1 вместо е3. 

М.Г.: В нормальной ситуации вы бы этих шансов конечно не упустили бы… 
Г.К.: В обычной турнирной партии, даже если бы я чувствовал себя не на все 100, то из тех шансов, что мне предоставились в одиннадцатой, двенадцатой, четырнадцатой и пятнадцатой партиях я бы реализовал два, или, по крайней мере, один. 
В те моменты, когда у меня были шансы, у меня не хватало энергии, чтобы ими воспользоваться. Именно это обстоятельство было для меня самым неприятным и досадным. Часто возможности возникали буквально на ровном месте, а я не смог за них ухватиться. 

М.Г.: Крамник был членом вашей команды в 1995 году, в период подготовки к матчу с Анандом. Не думаете ли вы, что включение его в вашу команду было ошибкой? Ведь уже тогда было ясно (и вы об этом говорили), он один из реальных претендентов на корону. Ведь Крамник получил возможность наблюдать за методами вашей работы. Он многому у вас научился… 
Г.К.: Он многому у меня научился, не важно говорит ли он об этом открытым текстом или нет… Но в 1995 году я не слишком много думал о будущем. Я чувствовал реальную угрозу, исходящую от Виши. Мне нужен был сильный гроссмейстер в команде, с которым можно было бы играть блиц-партии, анализировать. Может быть, оглядываясь назад, это было не лучшим решением. Но это было пять лет назад. В тот момент мне нужно было реагировать на конкретную угрозу со стороны претендента. 

М.Г.: Вы упомянули о подпитке Крамника новыми идеями в этом матче и о недостатке таковых в вашем лагере. Не думаете ли вы, что стоило пригласить кого-то из первой десятки или двадцатки, чтобы это компенсировать? 
Г.К.: На протяжении всей моей карьеры коллеги-гроссмейстеры, журналисты обвиняли меня в использовании больших бригад, высасывании идей из других и т.п. Я ни разу не украл ничьей идеи. Скорее наоборот. Мой секундант Азмайпарашвили выиграл целый турнир, используя мои идеи. 99% идей, которые я использую в своих партиях, придуманы мной. Я ведь постоянно работаю над шахматами. Так что не думаю, что привлечение сильного гроссмейстера было такой уж необходимостью. С другой стороны, чего уж я совсем не ожидал, так это того, что практически половина всей шахматной элиты будет помогать Крамнику. Я не хочу особенно распространяться на эту тему, потому что здесь мы встаем на очень зыбкую почву. 
Этично ли гроссмейстеру уровня Свидлера или Морозевича помогать претенденту, никого не поставив об этом в известность до матча? Я уже упомянул о роли Гельфанда. Он перешел все границы порядочности. В 1998 Борис Гельфанд работал со мной в Хорватии две недели перед моим предполагаемым матчем с Шировым. Мы обсуждали с ним различные дебюты. Некоторые из них были не столь важными для этого матча (например, сицилианская защита), но один из дебютов мог быть очень важен в моем матче с Крамником. И это было лишь два года назад. Не десять лет назад, а два года. И после этого не поставить меня в известность, а действовать за моей спиной! По крайней мере, он мог позвонить и сказать: «Гарри я буду помогать Владимиру в этом матче, но мы не будем касаться тех вариантов, над которыми я работал с вами!». Он поступил совершенно не этично. К сожалению, те этические стандарты, которыми я всю жизнь руководствовался, не укоренились в шахматном мире. 
Конечно, я извлеку из всего этого уроки. Если мы будем играть с Крамником снова, я полагаю, мне будет противостоять примерно та же команда, но когда вы знаете противника, это уже легче. Теперь я знаю, с кем мне предстоит иметь дело, и буду целенаправленно работать над дебютом. Я буду внимательно смотреть, что играют Свидлер, Морозевич и Гельфанд. Вряд ли они «заморозят»» все свои дебюты до лучших времен. Противостоять команде, которую мог себе позволить только Карпов в 1981 году при поддержке ЦК, это будет действительно интересно. 

М.Г.: Говоря о ваших шахматных кумирах, вы всегда упоминали Алехина и Ботвинника. Последний был вашим учителем. Только два этих шахматиста вернули себе корону после потери чемпионского звания. Думаете, это совпадение, что именно на этих шахматистов вы всегда равнялись? 
Г.К.: Если говорить о Ботвиннике, то его право на матч-реванши гарантировалось ФИДЕ. Не думаю, что в то время он имел на это право. Ботвинник не был №1 в мире. Он дважды проиграл новым чемпионам (Смыслову и Талю), которые демонстрировали блестящие результаты и доминировали в шахматном мире. То есть Ботвинник пользовался привилегией дарованной ФИДЕ. Что касается Алехина, то ему повезло в том плане, что доктор Эйве был настоящим джентльменом и сыграл с ним матч-реванш. 
Я всегда придерживался того мнения, что поверженный чемпион мира не имеет автоматического права на матч-реванш. Только общественное мнение решает, должен ли состояться подобный матч или нет. А единственным индикатором общественного мнения являются деньги, а точнее их наличие на организацию реванша. Это тоже не так-то легко определить. Сейчас, когда на каждом углу трубят о моем поражении, деньги вполне могут и появиться. Затем, конечно, слово за Владимиром. Хочу лишь выразить надежду, что он захочет сыграть с сильнейшим противником. Да, похоже, и выбора особого нет. 
Или мы будем обречены на сомнительные мероприятия где-нибудь в Иране, не вызывающие никакого общественного интереса, или это будет матч на первенство мира в Лондоне, в котором встретятся два сильнейших игрока. Чемпион мира должен серьезно относиться к своим обязательствам перед шахматным миром и играть с самым опасным и «престижным» соперником, которого косвенно, через спонсорские деньги определяет общество. 

М.Г.: Я знаю, что у вас много обязательств, помимо компании KasparovChess.com… 
Г.К.: У меня множество обязательств. Вскоре я должен ехать в Нью-Йорк для участия в благотворительном мероприятии, участие в котором я подтвердил задолго до матча. Затем шахматная академия в Израиле. Надеюсь, что трагические события в этой стране не станут препятствием для наших планов. Повторюсь, у меня много обязательств. Очень важно продолжить то, что я начал и делал за 15 лет своего чемпионства. Ну и конечно буду работать над шахматами. Начинаю новую кампанию. Верю в то, что у меня хорошие шансы сделать царствование Владимира как можно более непродолжительным. Проиграв матч Широву в 1998 году и детально проанализировав все партии матча, Крамник сказал: «Теперь я понимаю, что играю гораздо сильнее!». Мне остается только повторить его слова.